Со старым дедом Степаном у меня сложились очень странные отношения: я бы сказал - соревнование, где "призы" были неравнозначные. С моей, пацанской стороны, приз означал - влезть к деду в садок и "снять пробу" с яблонь и слив; приз деда был строго противоположным - поймать  шкета и отхлестать его крапивой, росшей тут же у забора.
В своей самоуверенной убежденности, что я хитрее деда, потерпел неудачу и довольно постыдную: попросту был отхвостан крапивой. Был случай, когда дед заполнил мои  штаны  полностью крапивой и злорадно смотрел, как я, мелко семеня ногами, двигался к своему двору по соседству.

Но однажды, быстро сложив 2 и 2, пока дед сидел в окошке в засаде, я поднялся по двери на крышу коридора, затем- на крышу барака и -(оп-па !) спокойно нарвал большущих слив, а позже и лещины. И, демонстративно !, у деда во дворе (ну, не наглец ли?)  ел сливы и стрелял косточками деду в огород! Дед Степан долго ходил по огороду, выискивая мой новый лаз. Но не нашел и итогом явилось снятие дедом подцепленной по забору колючей проволоки,
Как говорится - победа за явным преимуществом! - и я торжествовал! Дед Степан - сдался!.
Баба Вера была старушкой полненькой, шустрой, повязывала головной платок таким хитрым и непостижимым способом, что голова ее казалась цилиндрической. Она знала о грибах практически все и вся, особенно поражали детское воображение экзотические, о вкусовых качествах которых, баба Вера рассказывала, закатывая глаза.
Она знала, что я тогда начал "шастать" по лесу и просила приносить ей разные грибы, что я и делал. Бабка подробно объясняла все об этих грибах и я ей очень благодарен за это обучение: пользуюсь ее знаниями до сих пор, и жив пока..
Ведь для пацана все грибы делились на 2 класса: съедобные и "волчьи" - ядовитые, а бабкин экскурс в неведомый мир грибов был для меня таинственным и экзотичным. Однажды принес один вонючий-вонючий гриб, долго руки воняли - не мог отмыть, так баба Вера была на 7м небе от счастья, вроде я ей букет цветов подарил. И долго рассказывала о лечебных свойствах этой вонючки, оказалось- это гриб веселка и она правильно все описала его свойства.
Эти старые и добрые сердцем, душевные люди остались в памяти моими первыми учителями и наставниками.
Батя с мамой жили, не скажу, что душа в душу: для пацана тех лет - это китайская грамота, но без раздоров, без крупных скандалов, но разногласия были и это правда, как правда и то, что поводом постоянно был я  - как меня наказывать за очередную провинность. Но мама, мудрая женщина, где уговорами, где "давила на психику", но почти всегда брала верх и, тем самым, не раз спасала мою жопу.
Батя работал в начале на сплаве леса, потом - уже на берегу, вытаскивая бревна конями на берег по лягарам, а, впоследствии - на складе готовой продукции, "у Цвани".
Тогда случился у меня великий праздник: батя лишился своего главного орудия воспитания - широкого офицерского ремня (кожаного). При погрузке вагона он повесил ремень в вагоне, где его успешно завалили досками! Душа моя пела, 
а задница плясала - праздник!!
Но, видимо, я недооценил батиного знания истории экзекуций и скоро в этом убедился.  А дело обстояло так. На новоселье купил батя новые ходики, с мордой наглого кота, который зыркал глазами сюда - туда. Куда я не пойду в этой огромной квартире, ходики своим громким тиканьем, везде меня доставали! Про себя я негодовал: кому нужны эти ходики, если на заводе давали два длинных гудка. Первый - за 30 минут, а второй - за 5 минут до начала смены: это повелось еще с войны, когда за опоздание на работу могли посадить в тюрьму.
Батя с треском передвигал тяжелые гири и выставлял стрелки по пиканью в радио. И вот эти ходики нагло тикали, а когда я подходил - еще и глазки мне строили! Я отойду в сторонку - они смотрят туда же, выглядываю в щелку из-за ширмы на кухне - они мне – зырк - зырк!
Когда родители ушли на работу, я взял табуретку, придвинул к стене и  , взгромоздившись, ткнул пальцем в глаз коту! И ходики - ОСТАНОВИЛИСЬ ! Ура - сработало! Я ходил по дому героем - знай наших!. Но когда мимо пошли люди с работы (рудницкие), что-то стало мне чесаться ниже спины и я понял - близится час воспитания. Подергал за тяжелые гири в верх - вниз и ходики, за тикали, я со спокойной душой побежал на улицу. Вечером батя долго пытал меня, что я такое делал с часами, что они отстают на 3 часа?
Пригодилась учеба Олиферко - сделал невинные глаза, я принялся оправдываться, что все время был на улице. Помогло. Батя снял ходики и, разложив их на столе, маленько поковырялся в них, (Ага, так вот как их можно!), и повесил выше на стену и, собрав инструмент, строго приказал к часам не подходить.
Выдержал такое испытание я только 2 дня. Ходики опять нагло зыркали своими глазками и я понял своим умишком: они бросают мне вызов! Так, как я уже не мог достать с табуретки часы, я забрался на стол и оттуда спокойно руками снял их со стены - делов-то одна минута! Теперь я был во всеоружии: кухонный нож и две вилки были моими инструментами и я потихоньку начал разбирать ходики "на  запцацки". К моему великому разочарованию, глаза кота оказались одной металлической пластиной белого цвета, с нарисованными черными точками......
Когда пришел батя с работы, то весь обеденный стол был устлан детальками и колесиками часов...
Экзекуция была жестокой: стояние на коленях в углу, под худые коленки было насыпано пшено и, апофеоз всего, поднятое над головой полено на вытянутых руках! Венчал всю эту скульптуру пацана великомученика - чугунок, подставленный спереди - наплачешь полный - пойдешь спать!....
Третьи ходики батя прибил почти под потолком, но со своей смекалкой снять их не составляло труда: табурет - к столу; стульчик, что мама чистила картошку - на стол; в руки - вилы, что доставали чугунки из печи, часы благополучно были сняты. Теперь я уже разлаживал все детальки аккуратно и по порядку - в линейку, чтобы точно знать, в какой последовательности все это собирать обратно. Я не нашел ничего интересного, что удовлетворило бы мое детское любопытство, начал собирать ходики обратно, аккуратно (на мой взгляд), вставляя детальки в их места.....
Плакал в третий раз я , нет, не от боли - плакал я от обиды, что батя вернулся рано с работы, так заработался, а мне-то и оставалось, что вставить каких-то два или три колесика!.
Больше ходиков батя не покупал; он купил огромные наручные часы, и вечерами, сидя у открытой дверки плиты, своими заскорузлыми пальцами, предварительно наканифолив смолой, с треском трактора накручивал часы и хитро ухмылялся, когда я проявлял интерес. к его манипуляциям.
Так батя лишил мир, возможно, великого часового мастера-самородка!.
После Ткачиков в их квартиру вселились Башкевичи. Кузьма был незлобивым, высоким, худощавым мужиком.
Мария - болела и "сидела" дома, трое детей: Таня, Нина и Петя.
Вот и добрался я до, еще одной фигуры наших бараков: Чернова (Старовойтова) Мария Федоровна, русская.
Мария Федоровна была маленькой, сухенькой и шустрой старушкой, ходившей слегка сгорбленной походкой (если сгорбленность можно отнести к походке), но такая сварливая (!), прямо - жуть! Если она в кого вцепится - копец, вот за этот неугомонный, едкий характер и получила прозвище - "Белая Горячка". Разговаривала она громким, сильным и высоким голосом.
Почему-то всегда, когда ей "попадала вожжа под хвост", бабка бежала, быстро семеня, к моей маме и причитала на всю улицу:
- А, вы знаете, Настенька, эта гадость (или, как вариант,- пакость),....  и далее следовала длинная рулада об ее обидчике.
И вот эти две Марии, что-то не поделили меж собой, пробежала какая-то кошка шкодливая между ними и началась настоящая война. А схватывались они, нужно сказать, почти ежедневно - по малейшему поводу. Мама уже просила Кузьмиху
не спорить со старушкой, но та стояла на своем: война до победного конца.
Мария Федоровна говорила  чистейшим русским языком, выглядевшим на фоне барацкого чистейшим анохранизмом, возможно,. это послужило поводом назвать старушку емким полешуцким словом - "навалач".