Оказывается, женщине нужно было остаться дома и она пришла к Изе отпроситься с работы, а попала на Раю:
- Где мне найти Израиля Борисовича?... Гортанный голос Раи разнесся по всем баракам:
- Как они не понимают, что Изя - это Бениамин, а Лелик - это Израиль!
- А черт вас разберет с вашими именами! ...и, махнув рукой женщина пошла на свою Рудню, видимо, ей пришлось таки идти на работу.
На время отвлекусь т.к. вспомнил Шкута из Лядов, хоть не барацкий, но тоже Микашевичская знаменитость тех лет.
Служил дед, при Польше,  капралом в драгунском полку. Когда, 39-м русские войска шли на западные границы, драгунам была дана команда - атаковать  русские танки с саблями наголо т.к. русские танки - все сделаны из фанеры.
Дед сам рассказывал, как говорится - за что купил, за то и продаю, приведу рассказ, стараясь сохранить стиль:
Капрал перед атакой:
- Драгуны! То - машина фанерова! Хлопаки, хапшут!... шашки наголо выскакивают из леса и - на всем скаку - на русские танки, а танки как ехали, так и едут.
Подскакивает к танку и - со всего маху, по гусенице, - хлясь!. Естественно - искры - во все стороны!
- Эт, пся мать, трапил цвика!.. (попал на гвоздь - машина же фанерная: сбита гвоздями - откуда же такие искры?!)
Размахивается и вторично - хлясь!  (опять - искры!)
- Пся мать! Еще едэн цвик!
Берет саблю двумя руками - и со всей дури - ХРЯСЬ !!..  (сабля - пополам!)
- Хлопаки! То машина бронерова - хапшут до краю!...и всем табуном - назад, в лес. 
Когда Комар был в подпитии, его немного гнусавый голос слышали даже на Рудне, так громко он мог говорить( кричать?).
У Денискевичей было пятеро детей: трое парней и две девки. С нами участвовал старший Володя, шустрый малый и очень "быстрым на подъем", что часто приводило его к травмам.
Вспоминаю один случай. Играли на площадке между бараками в "бэрка", (пятнашки), но кто этот бэрек - не знаю до сих пор и мужики нас погнали, видимо галдели сильно. Решили - пойдем в лес, за басеню на"парашуты."
"Парашуты" - это когда залазишь на нетолстую березу и, не долезая до конца дерева, отбрасываешь ноги в сторону и, как на парашюте опускаешься мягко на землю (береза-то хорошо гнется).
И вот, ватагой мы рванули в лес. Вовка вырвался вперед, и пока мы подбежали, он уже ловко перебирая руками, карабкался на березу. И не долезая до верхушки метра 3, Володя с гиканьем отбрасывает две ноги в сторону и....
Слышится треск и  он, с вершиной в руках, молча, рухнул спиной в низ на купину. И - тишина...
Батя меня учил, что всегда у молодой ольхи рядом будет пень: ольху срезают, а с пня начинают быстро расти молодь. Как это пацан, с горяча, не иначе, перепутал ольху с березой, до сих пор у меня вызывает легкий ступор. Упал спиной на купину, а под ней - старый пень!.  Думали - все, допрыгался, но, Вовка полежал маленько, и потом своим ходом подался домой.  Спина его донимала хоть изредка, но до конца (он уже умер).
Вот такими бывали последствия наших гулянок по лесу. 
И может благодаря подсказкам бати, матери меня минули такие тяжелые травмы, а сбитые ноги и ногти на ногах - не беда: похромаешь пару недель на пятке, если сбиты пальцы, или на носках, если пробита пятка и, все - можно купаться, опять бегать - жить полной пацанской жизнью!.
Старый Николай работал на бревнотаске, а жена его - была домохозяйка.
У Жидков было трое парней: Вова, Саша (Кашуля) и Витя, старшие разъехались. Сам Жидок был высокий, худой, ездил конским возом в различных организация, по-моему в больнице, а она - много профессий поменяла: учетчицы, "деревянный директор" - отпускала дрова рабочим по списку и проч.  Вскорости построили собственный дом и переехали.
В 17-м бараке семьи менялись со скоростью калейдоскопа, но две семьи держались очень долго: Ковалец и Дубейко.
У Ковальцов был один сын Коля, дружил с Гришей Демидовичем, веселый, любил пошутить, устраивать розыгрыши. Может из-за этого и погиб, да, это одно из неприятных воспоминаний, но...
Женщины говорили, потом, что Колька пришел поздно с танцев, отец его, видно был выпивши - грешил иногда, не пустил  в квартиру - сказал: "где шлялся - туда иди и ночуй", Кольке было приказано придти с гулянок к 22-00, а он пришел в 24-00. Утром его видели на нырялке у бани. Говорили, что посидев немного, поднял руки к небу и, со словами: "Прощайте, люди, прощайте Микашевичи!" - как сидел, так головой вперед и нырнул.
Кто был рядом, знали этот его розыгрыш - он нырял при большом скоплении народа и , всегда !, находился рядом кто-то, кто с криком: "Утоп!" - бросался в воду., а Колька в это время сидел под нырялкой и ухмылялся. И после того, как поднимались крики: "Милицию вызывайте!", Колька выныривал и с деланной обидой говорил:
- Чуть голову не оттоптали - ну не дадут человеку полежать и отдохнуть!.... и ложился на песочек.
А в этот раз - не сработало, все, кто присутствовал, знали эти шутки и не особо волновались....
Долго старики ходили вдвоем под ручку на кладбище, бабы шептались: "Грехи замаливают!", а потом быстро, один за другим, ушли к сыну, почти - одновременно.
И из этого я вывел себе правило: нельзя требовать педантичного выполнения твоего требования, тем более у подростка, и, в подобной ситуации, : " Ты должен быть дома в 22-00! - и никаких гвоздей.  Это может быть очень даже кепска кончиться!
У Дубейко проживали мать с дочкой Марией и ее дети: старшая дочь и два хлопца- "оторвы". Бабка с матерью не могли с ними справиться, отлупит которого, чаще попадало Сашке, - они идут ночевать в сарай (вот Кольке Ковальцу - да их крепкую психику). Очень боялись, что они могут спалить сарай (общий для 3х бараков), ведь босота уже начинали покуривать.
Сарай, правда, сгорел, но не по их вине и не с их конца. Видимо это послужило сигналом и, спустя несколько лет, эти два барака снесли, а вместе с ними и бараки №№10 и 16 - по Фабричной.
Так, дальше идут, до конца, односемейные барачки, поэтому - вернусь на восточную сторону Фабричного переулка, если  не забыли - я двигаюсь на юг, к заводу.
По восточной стороне поживали: Калиновские, Ардынские, Ясько, Крышталь, Журавские, Михайловы, Аграновичи, Малькевичи, Менкины,  дальше шли частники: не помню фамилии, Кужильные, Линкевичи и на углу со Школьной – физик Забабухо.
Федор Калиновский был крупный, жилистый мужик, работал кузнецом, единственный специалист-виртуоз в кузнечном деле. Был немногословен, а садом он прямо "болел": прививал, пересаживал, но...
Все, что он делал - будь-то в саду или кузне, он объяснял и своих секретов не прятал, не скрывал, да и все мужики бараков так же вели себя с нами, пацанами и кто имел желание, много могли приобрести для себя всяческих премудростей.
Моему бате Федор изготовил мотыгу из топора: необходим был такой инструмент для "теребежки". Это когда колхоз давал во временное пользование участок сенокоса на Оболони, где 50% участка составляли заросли лозы. Ее нужно было вырезать (вытеребить), что бы не росла лоза и можно было косить сено. Участок давали на 5 лет.
Некоторые по несколько лет вырубали топорами лозу, но после вырубки оставались пеньки: косить нельзя: косу порвать можно. И, к тому же, лоза из этих пеньков росла, как на дрожжах.
А секрет состоял в том, что нужно было не рубать, теребить, т.е. вырубать с корнем! И вот, Калиновский бате соорудил такую приспособу, что росли только небольшие поросли, которые очень даже легко косились косой. Даже из-за Припяти были мужики, смотрели. А у нас - за месяц уже не было лозы и почти 4 года косили хорошую траву.