Много, наверное, я  сегодня  дал бы, чтобы иметь возможность рассказать, как местные власти судили-рядили, и как искали способ лишить костел религиозной символики. Увы, ничем помочь не могу. Чего не знаю, того не знаю.

Но однажды летним днём  по Микашевичам со скоростью звука пролетел слух: «Кресты пилят!».

Кажется, никогда в жизни мы с дружками так быстро не бегали. Что нас так гнало на это зрелище,  догадаться не трудно. Конечно, нам очень хотелось посмотреть, как человек полезет на такую высоченную крышу, а потом еще дальше по остроконечным шпилям. Хотя… может, и не в этом был главный интерес. А в том, исполнятся ли предсказания старух, которые, узнав о возможном обезглавливании костела, клялись всеми святыми,  даже Маткой Боской Ченстоховской, что Господь покарает богохульника прямо на месте. Оставалось только увидеть,  гром ли с молнией обрушатся на изверга, или он сверзнется  вниз головой, не успев порушить святыни.

Увы, наверное, бабки не достаточно истово проклинали отчаянного смельчака и не так усердно просили проклятий на его забубенную голову. Потому что микашевичский сорви-голова по прозвищу «Чайная», благополучно добрался до креста, который был как раз над главным входом, и совершил свое черное дело  в полной тишине, если не считать редких, полных отчаяния проклятий, так и не услышанных Богом старух.

Второй – главный крест спиливали позже, этого представления  мы уже не видели. Да и не так это было интересно. Какими бы мы несмышленышами в ту пору ни были, все равно на интуитивном уровне, понимали, что с костелом вершатся грязные дела, и радоваться тут нечему.

А еще спустя какое-то время в бывшем храме настлали деревянные полы, сработали подвесной потолок подходящей высоты и понеслась…уже другая, эрдэковская жизнь. В той жизни не было места божественным песнопениям и причастиям, там не требовалось смиренное стояние на коленях во время исповеди и отпущения грехов. В новой жизни  о грехах можно было не задумываться вовсе. Советская власть готова была отпустить своим гражданам все их грехи в обмен на верное служение идеям марксизма-ленинизма.

Главными мероприятиями в бывшем храме были кино и танцы, на современный лад – дискотека. Иногда, правда, заглядывали и заезжие гастролеры разных жанров, от фокусников-иллюзионистов до артелей лилипутов, но и то редко. Приезжал даже цирк со зверями. Для нас, мальчишек, это было самым желанным событием.

Народу всякий раз собиралось под завязку, любому шуту и лицедею аншлаг был обеспечен, как и аплодисменты неизбалованной публики. Чего-чего а «зрелищ» в то, послевоенное время, явно не хватало.

Однажды летом привезли  медведя. Он был не очень большой, с ошейником в наморднике. Чтобы завлечь побольше людей на представление, мишку посадили на привязи недалеко от входа. Что там творилось! Все дети Микашевич, забыв про все свои детские забавы, готовы были толкаться с невиданным доселе маленьким хозяином тайги. Конечно, и я там был, но такого интереса, как у пацанов помладше, медведь у меня не вызывал. Хорошо помню, что от медведя исходил резкий, неприятный, ни с чем не сравнимый звериный дух. Он был таким необычным и сильным, что из моей памяти так и не выветрился. И, когда, уже, будучи взрослым, я  добыл на охоте взрослого медведя  и начал снимать с него шкуру, этот запах снова ударил мне в нос. После удачного выстрела я всё еще находился в состоянии эйфории, но даже она не смогла помешать мне в ту же минуту вспомнить и Микашевичи, и того циркового пленника.

Конечно, районный дом культуры выполнял и свою главную задачу -- обеспечивал идеологическую работу. В его некогда святых стенах, проводились разного рода совещания, конференции, пленумы и активы. Но нашего брата – подростков, эта сторона жизни РДК интересовала меньше всего.

Не могу не вспомнить и об одном событии тех дней, которым долго жил весь райцентр, и школьники, и взрослые. Как-то я обратил внимание, что мама пришла из школы (а она работала учительницей) в плохом настроении, без улыбки, с какими-то потухшими глазами. На мою попытку узнать, что случилось, в сердцах отмахнулась. А назавтра вся школа уже стояла на ушах от новости – трех молодых учительниц в ближайшее воскресенье будут в РДК  судить за совершенные аборты! Такая горячая тема всколыхнула всех. Кто жалел вчерашних выпускниц педвузов, кто зубоскалил. Что касается меня, то как-то сразу мне передалось настроение родителей, и несчастных учительниц стало жалко. Страшно даже было представить, что им предстояло пережить. Хотя, за что их собирались судить, толком тогда не понимал. Впрочем, это трудно понять и сегодня. Но… такие были времена. Страна в военной мясорубке потеряла миллионы своих граждан, и надо было в сжатые сроки, не взирая ни на что, восстанавливать трудовые ресурсы.

К счастью, главное в том выездном суде было всё же не покарание преступивших закон. Получив от обвиняемых весомые, в виде заявлений в ЗАГС, подтверждения  предстоящих свадеб, суд ограничился только общественным порицанием. Думается, такой поворот дела был спланирован заранее. Главное было в профилактике. Всем остальным «носителям юбок» был послан недвусмысленный сигнал, мол, имейте в виду…если что, вас-то уж точно посадят. А эти трое бедолаг отделались местечковым позором. Сегодня, вспоминая те дни, ловлю себя на мысли: «А разве этого мало!…».

А теперь о более веселом, о танцах-шманцах. Если не брать в расчет жителей местечка уже остепенившихся, вошедших в строгое русло семейной жизни, и приплюсовать к ним еще несмышленую детвору, таскающую друг друга за волосы, то останется приличный контингент, явно заинтересованный в тусовках под музыку. Обычно афиши писались без претензий, одним словом большими буквами: «ТАНЦЫ». Этого магического буквосочетания было более чем достаточно. Но, если бы работник РДК написал о предстоящем местечковом бале самыми маленькими буковками, мы,  всё равно были бы, как штык, к самому началу.

Обычно танцы устраивались два раза в неделю. На это время в зале убирались стулья, мылся пол, и решался вопрос с музыкой. Иногда танцевали под баян, но чаще всего крутили пластинки через радиоузел.   Война, засосавшая в свою воронку десятки разных стран с их  разными культурами, не могла не повлиять на музыкальные и танцевальные предпочтения тех лет. Микашевичи были далеко от Лондона и Парижа, но даже здесь, в полесской глубинке уже во всю крутили мировое хиты тех времен -- фокстрот «Рио-Риту» и танго «Бесаме мучо». А еще, кроме фокстрота и танго, в моде оставались польки, вальс-бостоны и, конечно же, король всех танцев – классический вальс. Это потом люди освоят рок эн рол, твист, шейк, летку-енку даже брейк-данс в поисках идеального танца, но лучше вальса, уверен, едва ли что-то придумают.

Память, память, что же ты делаешь с нами! Мне и сегодня достаточно оторваться от монитора и «клавы», закрыть на минутку глаза и представить себя в том зале, как тут же душа наполнится  хрипловатым утесовским: «Ночь коротка. Спят облака, и лежит у меня на погоне незнакомая ваша рука…». И кто-то невидимый уже торопится угостить еще одной  ностальгически-сладкой конфеткой, и оживёт другой  знаменитый баритон -- Георг Отс. И я снова готов, как в былые времена,  пригласить на танец свою девушку, потому что нельзя остаться на месте, когда звучит вот эта музыка и эти слова: «Севастопольский вальс, золотые деньки…».

За время танцевального вечера обязательно несколько раз объявлялся «Дамский танец». Это были минуты особого напряжения в зале, потому что наступала публичная оценка кавалеров, как сказали бы сегодня, оценка их рейтингов. Признаюсь, я всегда ждал этой минуты спокойно. Будучи более-менее смазливым юнцом, угрозы  оказаться невостребованным для меня  не было. Я стоял, небрежно поглядывая вокруг, уверенный в себе, зная, что уже не одна из девушек  «положила на меня глаз». Однако эта чрезмерная заносчивость молодого хлюста, была заметна не только девушкам, но и парням. Не удивительно, что иногда после танцев, приходилось получать  в глаз от более сильных и брутальных, за просто так, в качестве некой компенсации.

Вскоре за костелом была построена летняя танцевальная веранда или по-простому -- танцплощадка. Тут было больше воздуха, больше места, все любили эту точку еще и потому, что почти всегда здесь играл духовой оркестр. А что такое танцы под духовой оркестр, так просто и не рассказать. Достаточно было одного хорошего трубача-тенора, пару альтов и барабан с кларнетом, и всё! Молодежь слеталась точно так же, как мотыльки слетались на фонари по периметру площадки, обнесенному сеткой рабицей. Особенно цепляли наши взрослеющие души старинные вальсы: «Березка», «Оборванные струны», «Дунайские волны». Трепетно поддерживая своих партнерш, мы кружили опьяненные музыкой и собственной юностью. И, казалось, не было на земле счастливее нас! А тут еще где-то в очередной раз замыкало электролинию, и вся танцплощадка погружалась во тьму. Никакого форс-мажора в этом не усматривалось, оркестр продолжал играть, и мы продолжали танцевать, чуть сильнее прижав к себе своих подружек.   Какие это были волшебные мгновенья! Над головой небо, усыпанное звездами, в теплом воздухе чуть печально ведут вторую партию баритоны, и ты чувствуешь, как стучат два сердца, и не знаешь, какое из них твоё…

С тех пор утекло много воды, и кое-что мне открылось ранее не видимое. Нам-то танцули были в радость, а каково было вынести эту пытку прихожанам костела? С какими мыслями становились они на колени у себя дома на вечернюю молитву? С какими просьбами обращались к Езусу Христосу? И какими словами поминали нас?

В одном из стихотворений, посвященных Микашевичам, я писал:

«…Дождавшись звезд, с душой разгоряченной,

Я с «Рио-Ритой» встречусь в эрдэка.

Прости, Господь, за храм твой оскверненный,

За всех сейчас прошу, издалека…»

Сегодня мне хочется попросить прощения не только у Господа, но и у простых жителей Микашевич тех лет, которым мы, не ведая того, причинили душевные страдания. Простите нас, неразумных…