В Иране странников передали англичанам. Те расселили  славян по казармам. Местное население  было в восторге от беленьких женщин. Если они шли на базар, персы просто с ума сходили. Пытались прорваться в казармы, познакомиться. Были случаи похищения женщин. А потом всех отправили в Бомбей.

И англичане кормили не лучше, чем Советы – червивыми сухарями. В 43-м, через Кению, бывшие польские подданные попали в Уганду, на озеро Виктория. Тысячи человек через озеро переправили на лодках в необитаемое место, где для них уже были построены глиняные хижины. Это место и назвали Польским поселком. И снова простые местные люди – на этот раз чернокожие – хорошо отнеслись к переселенцам. При встречах не обижали.

ЗМЕЙ И ОБЕЗЬЯН  ОТ ПОРОГА ПАЛКАМИ ОТГОНЯЛИ

- Жара доходила  до 40 градусов по Цельсию, - вспоминаем мой собеседник. - Звери лежали, птицы сидели, и только люди ходили по раскаленной земле. А куда деться? За водой надо ходить за полтора километра, а когда водокачка ломалась – за три километра. Я ходил по бедности без ботинок.

Ночью температура падала до 10, а у мигрантов почти не было одежды, одеял. Но жара и холод не так мучали, как экзотические заболевания. Славян одолели какие-то мудреные вши, забиравшиеся под кожу, и паразиты, от которых у всех болели животы.

- Наши врачи не  знали как это лечить. Спасли  англичане – привезли пенициллин. Нам не говорили когда нас  вернут в Польшу, в СССР ехать было можно, но там шла война, страна была под Сталиным и никто туда не хотел.

Работать в пустыне  было негде, жили на деньги англичан. Не голодно, не сытно. Потому начали выращивать банановые пальмы, папайю, развели  кур. Скота не было, потому молоко дети знали только сухое. А вот дикие  звери вовсю захаживали...

- Одна полька обнаружила  у  своей хаты многометрового удава, так на две недели слегла  в поселковую больницу с нервным  потрясением. Мы змей постоянно видели – палками их отгоняли. Диких кабанов тоже встречали часто, и обезьян. Они боялись только африканцев, а белых - нет.

Славянские ребятишки тайком от родителей бегали в джунгли. Ходили с палками, стучали по деревьям, мёд искали. “А деревья в Уганде – не обхватишь, - вспоминает Леон. – Мы по звуку определяли в каком пчёлы и  мёд, поджигали и уходили. Через пару дней приходили и забирали мед из почерневшего, свалившегося дерева. Домой не носили – тогда родители поняли бы где мы были. Полакомимся и уходим. И чёрных так научили мёд добывать”.

Когда Леон Олежко, вот уже более полувека живущий в Торонто, слышит стенания новых иммигрантов  о том, что они переживают аж вторую эмиграцию (Россия-Израиль-Канада), улыбается. В его жизни этих переездов... Да не на комфортабельных самолетах с коньячком и закусочкой...

В 1948 всех депортированных “граждан СССР” отвезли в Британию. Многие затем уехали в Канаду, в их числе и Леон Олежко с родителями. Он вырос в Торонто, приобрел рабочую специальность. Работал в 42 компаниях, пока не вышел на пенсию.

Леон не участвовал  в войне, он был ребёнком. Однако он считает, что тоже ранен ею - из-за войны он попал в Уганду, где в девятилетнем возрасте переболел малярией. Думали, маленький белорусский мальчик умрёт, а он выжил, но осложнением болезни стала эпилепсия. “Работодатели как видели это, сразу увольняли”, - говорит. Жениться тоже не пришлось. “Женщинам богатых подавай, а я больной и бедный”,- поясняет.

Мы допоздна разговариваем, а потом я прощаюсь – старику пора спать. Улыбаясь, он говорит, что в снах до сих пор видит белорусские хаты в Африке, узбеков, протягивающих лепешку, иранцев, похищающих голубоглазых красавиц, и джунгли, с кучей глазеющих на светловолосых ребятишек обезьян.